§ 1. Личность Моисея и динамика его развития
Личность Моисея, величайшего из пророков, занимает огромное место в Торе. Еврейская традиция подчеркивает, что никакой другой пророк не говорил с Всевышним «лицом к лицу» (Числа 12:8, Втор. 34:10). Именно через него дано Пятикнижие Моисеево, Тора, ставшая фундаментом Западной цивилизации.
Однако величайший пророк был человеком. И это значит что он тоже совершал ошибки, и прошел в своем развитии определенный путь. Этот путь чрезвычайно важен, именно вокруг него разворачивается рассказ Торы, и потому мы предварим наш комментарий к книге Исход обзором личностного пути Моисея.
Как уже говорилось в предисловии к Книге Бытия, наш подход это «рассмотрение Праотцов в динамике их личностного развития». Такой подход почти не встречается в классических комментариях к Торе. Он опирается на учение р. И. Л. Ашкенази (Маниту), одного из важнейших каббалистов ХХ столетия. В семье Ашкенази, происходящей от одного из учеников Аризаля[1], этот подход передавался в течение столетий в рамках семейной традиции как «тайны каббалы» и не публиковался, поскольку считалось, что народ не был готов его воспринять.
Однако наше поколение способно принять и осознать этот подход. И поэтому, начиная с 1950-х годов, р. И. Л. Ашкенази стал высказывать такие концепции открыто. Благодаря его ученикам, прежде всего р.Ури Шерки, мы можем сегодня предложить их широкому читателю.
В биографии Моисея есть несколько весьма странных моментов.
Первая странность это неоднократные попытки Моисея отказаться от поручения Бога вывести евреев из Египта, которые мы видим в истории при Несгорающем терновнике (3:2). Моисей пять раз отказывается от этого поручения, выдвигая все новые аргументы. В конце концов, когда ему уже нечем обосновать свой отказ, он просит Бога освободить его от этой задачи, говоря: «О Господин! Пошли кого-то другого!» (4:13). После чего Всевышний гневается на него, и почти силой заставляет выйти в путь.
Такой многократный отказ нельзя объяснить скромностью Моисея (хотя Тора очень подчеркивает это его качество, Числа 12:3). Из скромности можно отказаться один-два раза, но не пять. Также поведение Моисея вряд ли можно объяснить его нерешительностью или неверием в собственные силы. Наоборот, мы зачастую видим как Моисей принимает быстрые и ответственные решения. Например, увидев, что египтянин бьет еврея, Моисей убивает египтянина (2:11). На следующий день он видит ссору двух евреев и тут же вмешивается (2:13). Бежав из Египта в Мидьян, Моисей вступается за девушек, которых обижают пастухи (2:17). Перед нами три вида конфликта: между неевреем и евреем, между двумя евреями, и между совершенно чужими ему неевреями — и Моисей, не колеблясь, вмешивается в каждый, стремясь восстановить справедливость. И в дальнейшем он не боится принимать критически важные решения даже с применением насилия: спустившись с горы Синай и разбив Скрижали, он повелел казнить всех поклонявшихся Золотому тельцу (32:27).
Очевидно и то, что у Моисея нет заниженной самооценки. Он осознает свой царский статус и вряд ли стесняется того великого лидерства, которое Бог хочет ему поручить.
Поэтому непонятно, по какой причине Моисей вначале не готов принять поручение. Почему он отказывается так долго и упорно, что вызывает гнев Бога?
Следующая странность это история, в которой Бог на ночлеге, по дороге из Мидьяна в Египет, хотел убить Моисея за то что тот не сделал обрезание своему ребенку (4:24). Казалось бы, перед этим Бог уже добился согласия Моисея вывести евреев из Египта, и тут же хочет его умертвить. Какой в этом смысл? И почему Моисей, национальный лидер, мог пренебречь обрезанием? Если же считать, что Моисей просто ошибся, решив, что ввиду сложных бытовых условий дороги обрезание может быть опасным (согласно еврейской традиции, если есть врачебная опасность, обрезание можно отложить) — то почему Бог хочет умертвить Моисея за эту, казалось бы, небольшую ошибку?
Третья странность это диалог с Богом на горе Синай, после того как евреи сделали Золотого тельца. В этом разговоре Бог предлагает Моисею уничтожить евреев, поскольку они нарушили запрет идолопоклонства, и создать новый народ из потомков самого Моисея. Но Моисей отвергает это предложение, говоря: «Вспомни Авраама, Ицхака и Израиля, которым Ты клялся» (32:13).
И здесь важно не только то, что Бог соглашается, принимает доводы Моисея и прощает народ. Но непонятно уже само предложение Бога. Если уничтожить всех евреев и создать новый народ, то чем этот народ будет лучше того, который уже существует сейчас? Когда Моисей говорит про Авраама, Ицхака и Яакова — мидраш[2] добавляет, что «если стол на трех ножках (Авраам, Ицхак и Яаков) не устоит, то почему же стол на одной ножке (Моисей) сможет устоять?» Т.е. нет оснований предполагать, что народ, произведенный от Моисея, будет достойнее, чем тот, который произошел от Авраама, Ицхака и Яакова. Почему же тогда Бог предлагает это?
И, наконец, четвертый непонятный момент это причина по которой Моисей не вошел в Страну Израиля. При простом прочтении текста Торы кажется, что это произошло из-за неповиновения Моисея: вместо того, чтобы «сказать скале пред глазами народа, чтобы дала она из себя воду», он ударил по скале (Числа 20:8-11). Здесь проблема не столько в кажущейся чрезмерной строгости наказания, сколько в том что непонятно как же Моисей мог ослушаться Бога? Почему он ударил, а не «сказал скале», как было велено? Это нельзя объяснить легкомыслием Моисея или тем, что он был недостаточно внимателен к Божественному слову. Для величайшего из пророков это не могло быть «просто ошибкой».
1.3. Взгляд на Моисея в динамике его развития
Концепция р. И.Л. Ашкенази (Маниту) дает нам ключ к пониманию этих проблем.
Он прежде всего обращает наше внимание на то, что в принципе невозможно соблазнять человека тем что его не привлекает. А если так, то предложение Бога произвести новый народ от Моисея (32:10) не было бы сделано, если бы это не совпадало с внутренним желанием самого Моисея. Это означает, что раньше у Моисея действительно было желание отделиться от евреев и создать новый «избранный народ» из своих потомков. Более того, р. И.Л. Ашкенази объясняет, что Моисей поначалу отказывался выводить евреев из Египта именно по этой причине.
При таком подходе биография Моисея выглядит следующим образом:
В молодости Моисей сначала воспитывался в собственной семье, позже сохранял с ней связь (а его отец, как рассказывает мидраш, был духовным руководителем евреев в Египте), и через это получил знание национальной традиции передаваемой от Праотцов. Но далее Моисей воспитывался в доме Фараона как принц и член правящей династии.
В итоге у Моисея было двойственное самосознание, он был одновременно евреем и египтянином.
Когда Моисей вырос и вышел из дворца, он пошел к народу, чтобы разобраться с проблемами собственной самоидентификации. Увидев, что египтянин-надсмотрщик бьет еврея, Моисей осознал именно евреев своими братьями, ощутил себя прежде всего евреем. Потому он убил египтянина, хотя как принц мог бы просто остановить рядового надсмотрщика. Моисей хотел не только спасти конкретного еврея, но и пробудить в еврейском народе чувство собственного достоинства, недопустимость безропотно сносить насилие. Видя что евреи физически и духовно подавлены — Моисей как потенциальный царь, призванный исправить мир, принимает сторону евреев, решает что египетский надсмотрщик является преступником, приговаривает его к смерти и сам же приводит приговор в исполнение. Этим действием Моисей порывает с египетской системой власти, восстает против нее, «убивает египтянина в себе».
Но на следующий день Моисей пытался разнять двух ссорящихся евреев, но столкнулся с неожиданной их реакцией на это: «А тот ответил: ‘Кто поставил тебя начальником и судьей над нами? Не думаешь ли убить меня, как убил египтянина?’ И Моше убоялся, и сказал: ‘Действительно, стало известным это дело’» (2:14) — и бежал из Египта.
Слова «стало известным это дело» обычно понимают как «стало известно об убийстве египтянина», но мидраш придает им иной смысл: «Стало известно, за что евреи страдают в рабстве: они не только не способны постоять за себя, но обвиняют того, кто хочет им помочь». А раз так, то евреи безнадежны. И Моисей бежит из Египта, не только спасаясь от Фараона, но и не желая иметь дело с теми, в ком разочаровался.
Моисей решил, что евреи в Египте настолько сильно деградировали из-за рабства, что унаследованный ими от Праотцов потенциал окончательно утерян. Поэтому он идет в Мидьян, где живут потомки Авраама от Кетуры (Быт. 25:1) — и где, возможно, еще сохранился дух избранности Авраама. Хотя Авраам передал главное свое наследие Ицхаку, отделив от него Мидьян и других сыновей Кетуры, эти сыновья все же получили «подарки от Авраама» (Быт. 25:6) и могут нести отсвет его избранности и завета. При этом семья мидьянского священника Итро, к которой приходит Моисей, проявляет гостеприимство — важнейший из принципов поведения в семье Авраама, показывая этим также и свое духовное наследование ему (2:20).
Поэтому Моисей поступает в ученики к Итро (см 2:23 и 3:1, и комментарий там, мидраш подчеркивает эту длительную учебу как один из важных аспектов передачи традиции Праотцов), и при этом женится на его дочери, надеясь создать новый избранный народ из их совместных потомков.
Мидьяне путешествовали со своими стадами по обширной территории, встречались и взаимодействовали с представителями многих народов. Поэтому Моисей получает от Итро не только дополнительные элементы наследия Авраама, но также и «повышение квалификации в сфере международных отношений».
Моисей уникален среди евреев того поколения не только как личность, но и по уровню образования и подготовки: он сведущ и в еврейской традиции, и в управлении государством, и в отношениях между народами. Поэтому когда Всевышний решает выводить евреев из Египта, Он может позвать на роль лидера только Моисея, других претендентов с подобным квалификацией нет. (Точнее, когда Всевышний, задолго до того, принял решение, что скоро пора будет выводить евреев из Египта — Он послал Моисея учиться во дворец Фараона, чтобы подготовить его к роли национального лидера).
Моисей приходит к «Хореву, горе Бога» (3:1, в будущем она получит название Синай) — ощущая, что там проявляется Божественное присутствие. Однако получив предложение вывести евреев из Египта, он отказывается. Планы Моисея теперь связаны с созданием нового избранного народа, и Богу приходится долго уговаривать его изменить эту установку.
Отметим, что одним из важнейших доводов Бога в разговоре с Моисеем было: «вы совершите служение Богу на этой горе» (3:12) — т.е. будет заключен Синайский завет, а он основан на иных принципах, нежели завет Праотцов. И это будет новой стадией развития еврейского народа: он станет иным, нежели был в Египте.
1.4. Два уровня завета: «завет Праотцов» и «Синайский завет»
Как отмечалось в комментарии к Книге Бытия, завет Праотцов был заветом идеалов, заветом создания народа и обретения им страны, заветом прямой связи с Богом[3]. Но этот завет не включал в себя законодательных норм или системы заповедей.
В самом слове «праотцы» заключена отсылка к семье, к отношениям между отцами и детьми. Семейные отношения строятся на любви и взаимопонимании, а не на законодательстве. Если отношения мужа с женой или родителей в отношениях с детьми основаны на формальных законах, то такая семья уже фактически распалась. Конечно, законы тоже влияют на семейные отношения, но они находятся на периферии системы, а не в ее ядре. Поэтому отношения Праотцов с Богом это отношения семейные, при которых законодательные принципы существуют, но основной роли не играют.
Однако отношения на уровне социума и народа строятся иначе. Любовь к окружающим важна, но основой правильного функционирования является справедливая законодательная система. При общении с членами семьи мы ждем от них любви. В обществе же мы прежде всего ожидаем от окружающих доброжелательного соблюдения правил. Поэтому жизнь народа обязательно должна включать в себя законодательную систему.
Моисей, воспитанный в доме Фараона, руководителя государства — общается с народом как законодатель, а не как отец[4]. Поэтому для него является понятным и привлекательным Синайский завет, основанный на Десяти заповедях и многочисленных детализированных законах.
Линия Авраама, Ицхака и Яакова это «Божественное имманентное», которое проявляется изнутри человека — поэтому Праотцы ощущают Тору как часть себя, это еврейство на уровне семьи. А линия Моисея это «Божественное трансцендентное», которое раскрывается человеку извне, Свыше, и это еврейство на уровне народа.
Уровень Праотцов очень важен, и даже можно считать его идеалом. Однако для продвижения человечества было необходимо создать именно «избранный народ», а не «избранную семью» — поскольку человечество структурно организовано через народы, и лишь народ может исправить другие народы. Поэтому одной из задач Праотцов было рождении народа, на уровне которого завет Праотцов, завет любви, близости и доверия — должен быть дополнен заветом Синайским, заветом закона и справедливости.
При этом Синайский «завет закона» должен дополнять «завет идеалов» Праотцов, но не заменять его. Разумеется, заповеди это неотъемлемая часть иудаизма, но является большой ошибкой (хотя и довольно распространенной) считать их центром. Главное в иудаизме это идеалы Праотцов, а заповеди Синая являются лишь инструментом для их реализации. (Более того: в мессианском идеале заповеди становятся столь естественными, что «их статус как законов отменяется» — но это отдельная и непростая тема).
Такая двойственность еврейского завета с Богом проявляется в двойном смысле обрезания. Обрезание присутствует и в завете Праотцов, и в завете Синая, однако смысл его различный. В завете Синая это только одна из 613 заповедей, а в завете Авраама это символ завета в целом.
Когда Моисей идет выводить евреев из Египта, он делает это на основании обещания «вы совершите служение Богу на этой горе» (3:12), т.е. он уже находится в рамках будущего Синайского завета. И поэтому Моисей решил, что поскольку все евреи в Египте должны будут сделать обрезание перед Исходом[5] — его сын тоже сделает обрезание вместе со всеми, и нет смысла вводить его в завет Авраама, потерявший актуальность. Эта недооценка завета Праотцов едва не стала причиной смерти Моисея.
После долгих уговоров Моисей согласился вывести евреев из Египта, т.е. принял на себя руководство физическим наследием Праотцов, однако пока еще не принял полностью их духовное наследие, не отождествил себя с «заветом идеалов». Он посчитал, что теперь сущность завета можно свести к закону. И именно за эту ошибку Бог «хотел умертвить Моисея» — точнее, показать ему, что завет Праотцов сохраняет важность и силу, и без этого завета его миссия теряет смысл.
Женитьба Моисея на мидьянке, из потомков Авраама, выражает его связь с особым статусом Авраама, его избранностью. Но сама Циппора была более подключена к завету Праотцов. Поэтому она быстро поняла ситуацию и сделала ребенку обрезание, сумела исправить положение и изменить подход Моисея[6].
Итак, в истории при «Несгорающем терновнике» Моисей отказывается от своего плана произвести новый народ от самого себя, а в истории с обрезанием на ночлеге признает важность завета Авраама. Однако это происходит под давлением, т.е. согласие Моисея с требованиями Бога пока не является свободным и полноценным. И поэтому Моисею необходимо пройти еще один уровень развития: он должен самостоятельно преодолеть свои прежние неверные установки. Это и происходит на горе Синай — когда предыдущий, уже отвергнутый план «стать родоначальником нового народа» снова становится возможным, поскольку сам Бог предлагает это Моисею. И когда Моисей на Синае отказывается создать новый народ из себя самого, он делает это уже по своей воле, что становится важнейшей ступенью его развития.
***
Отношения Бога с героями ТаНаХа, с Праотцами и пророками, часто строятся по такой схеме. Бог сначала долго сдвигает человека с первоначальной позиции на более правильную. Но когда изменение происходит, Бог вдруг снимает с человека давление, опять открывает для него все пути — и предоставляет самому сделать выбор. В этот момент, когда человек выбирает позицию по своей воле, а не вынужденно, и происходит его духовный рост.
Именно так, как мы отмечали в комментарии к книге Бытия, развивались отношения Бога с Авраамом в вопросе наследника. Сначала Бог последовательно удаляет из числа потенциальных наследников тех на которых ориентировался Авраам: его харранских учеников Элиэзера, Лота, Ишмаэля — и заставляет Авраама сконцентрироваться на Ицхаке. Но когда Авраам уже согласился, Бог неожиданно повелевает принести Ицхака в жертву, и вопрос о наследнике вновь становится открытым. И лишь после того, как Авраам сам определяет Ицхака как своего наследника, связь между ними обретает полноту[7].
***
С точки зрения «завета заповедей» — евреи, создавшие тельца, нарушают завет и теряют избранность — именно поэтому возникает предложение вернуться к исходному плану Моисея и создать новый народ из него самого. И когда Моисей отказывается от этого варианта, то по сути здесь решается вопрос о том, что важнее: аспект национальный (народ, происходящий от Авраама, Ицхака и Яакова) или же аспект религиозный (соблюдение законов Торы). Синайский завет вроде бы отдает предпочтение религиозному аспекту, соблюдению заповедей, тогда как линия Праотцов явно этническая, когда родственники связаны между собой вне зависимости от религиозных предписаний. И когда Моисей, главный сторонник и проводник «завета заповедей», поддерживает этническую, национально ориентированную линию — он признает, что национальное важнее религиозного. Чтобы получить Божественное откровение, нужно иметь народ, готовый к этому. И поэтому народ предшествует Торе.
Народ, семейные и родительские связи это нечто несравненно более глубокое, чем соблюдение закона, даже Божественного Закона. Народ должен существовать, прежде чем осуществится Дарование Торы, а не наоборот. Поэтому еврейский народ остается избранным даже если он нарушает завет.
Мидраш дает еще один образ, подчеркивающий значение завета Авраама, и говорит: «Когда Моисей поднялся на гору Синай получить Тору, то ангелы возмутились: ‘Почему этот человек получает Тору, разве он заслужил ее?’ И тогда Бог сделал лик Моисея подобным лику Авраама и сказал: ‘Не у него ли вы недавно обедали?’ (указание на историю про гостеприимство Авраама, Быт 18:8). И тогда ангелы согласились».
Ангелы здесь это «высшие силы среднего уровня», которые не соглашаются на «спуск Торы в мир», дарование ее еврейскому народу. И Бог должен «убедить» их, чтобы Дарование Торы встроилось в жизнь.
Смысл мидраша в том что Тора не могла бы быть дана на Синае если бы она не опиралась на завет Праотцов. Утверждение что «лик Моисея становится подобным лику Авраама» — означает что Моисей является наследником Праотцов, а завет Синая это лишь продолжение и детализация завета Авраама. Только тогда ангелы, «менеджеры мироздания», соглашаются на дарование законодательной части Торы. Иными словами, главную роль в иудаизме играют идеалы Праотцов, тогда как заповеди и законы вторичны по отношению к ним.
Идеалы это основная ценность, ради них Бог дает Тору и общается с людьми. А заповеди это лишь подспорье для идеалов, поскольку идеалы не смогут реализоваться без соблюдения заповедей. Но когда заповеди довлеют над идеалами, а еврейский религиозный мир (как иногда случается) опирается прежде всего на заповеди — то Божественный порядок вещей искажается, что ведет к деградации такой формы иудаизма.
1.5. Моисей и Авраам в структуре сфирот
В комментариях к книге Бытия уже объяснялся подход к пониманию Торы на основе каббалистической системы сфирот (см. об этом подробно там в Эссе V, § 8)
Мы обсуждали, что каждый из персонажей Торы персонифицирует одну из сфирот, и его работой по формированию еврейского народа является исправление этой сфиры и налаживание связей между сфирот, соединение их в единую систему.
При верстке можно скопировать схему сфирот из Бытия полное § 8
Моисей соответствует сфире нецах, которая продолжает хесед, сфиру Авраама, но на более прагматическом и реализационном уровне.
Хесед, «милость», это стремление одарить окружающих[8]. Нецах, «победа, вечность» это прагматизация хеседа, умение оказать милость в реальной жизни. Поэтому Авраам выдвигает идеи Божественного учения, предлагает их окружающим — а Моисей продвигает это учение в еврейском народе, иногда даже навязывая его[9]. Направление их устремлений совпадает[10], но у Моисея вначале не было достаточной связи с заветом Авраама, он полагал, что можно построить жизнь народа только на основе заповедей и обязанностей (нецах), а не идеалов (хесед). Для продвижения же Божественной идеи эту связь необходимо восстановить. Нецах сможет функционировать правильно только тогда, когда осознает себя проводником хеседа. Для Моисея эта связь нецах и хесед восстанавливается в истории обрезания его сына на ночлеге, и окончательно утверждается на горе Синай.
Разница между Авраамом и Моисеем проявляется также и в их именах. Авраам велик сам по себе, его начальное имя «Аврам» означает Ав-рам, «отец возвышенный», в дальнейшем он получает имя Авраhам, «отец множества народов» (Быт. 17:5), и оба эти имени свидетельствуют о его собственном величии. Моисея же Тора называет бен-Амрам, «сын Амрама» (6:20), что можно понять как бен-Ам-рам, «сын возвышенного народа». Моисей велик как сын народа, а не как его отец. Его величие это производная от величия народа, хотя сам он вначале не осознает этого.
Связь Моисея с народом постепенно усиливается в процессе Исхода. Однако впоследствии оказывается, что Моисей связан именно с тем поколением, которое вывел из Египта. И он не может стать лидером нового поколения, выросшего в Пустыне, потому не может войти в Страну Израиля.
1.6. Отрыв Моисея от поколения, выросшего в Пустыне
И теперь мы можем прояснить последнюю проблему биографии Моисея: причину, по которой Всевышний не дал ему войти в Страну Обетованную.
Как мы уже отмечали, книга Чисел объясняет это непослушанием Моисея: он ударил по скале, хотя Бог велел ему говорить со скалой[11]. Но, если мы рассмотрим биографию Моисея, мы увидим, что удар по скале был лишь поводом, а настоящая причина кроется глубже.
Моисей в процессе Исхода сживается с тем поколением, который он выводит из Египта, и кульминацией этого становится его отказ создавать новый народ. Однако далее, когда ситуация стабилизируется, а евреи сорок лет ходят по пустыне — Моисей живет отдельно от народа и даже от собственной семьи.
После возвращения с Горы лицо Моисея сияет, и он закрывает его покрывалом (34:33). Он снимает покрывало, когда заходит в Скинию и говорит с Богом «лицом к лицу», а также когда учит евреев Торе, чтобы они могли учиться с ним «лицом к лицу», как он сам общается с Богом.
Но по завершении преподавания Моисей опять закрывает лицо покрывалом. Таким образом, он видит народ только в ходе учебы. Но он не знает, что происходит с народом в обычной жизни, его лицо прикрыто. Все годы скитания в пустыне Моисей преподавал народу Тору, однако простого общения с народом у него при этом не было. Он не общался с новым поколением, выросшим в пустыне, не знал его устремлений и проблем. И когда в начале сорокового года[12], после смерти Мирьям, вода исчезает и наступает очередной кризис, а народ опять начинает роптать — то Моисей неправильно интерпретирует это недовольство. Когда народ говорит: «Зачем вывели вы нас из Египта? Чтобы привести нас в это дурное место, место, лишенное посева и смоковниц, винограда и гранатов?» (Числа 20:5), — Моисею привычно кажется, что народ хочет вернуться в Египет. На самом же деле поколение, выросшее в пустыне, не знает Египта и не стремится туда. Наоборот, ему хочется достичь цели путешествия, Страны обетованной, о которой ему так много рассказывали после возвращения оттуда разведчиков. И описание, которое дает народ месту, где хотел бы жить — не соответствует Египту, стране овощей и рыбы (Числа 11:5).
Однако Моисей неправильно интерпретирует проблемы нового поколения и неадекватно реагирует на них. И когда Бог говорит Моисею: «Возьми посох и созови общину, ты и твой брат Аарон, и скажите скале перед их глазами, чтобы дала она из себя воду» (Числа 20:8) — то смысл этого указания в том чтобы взяв посох, символ власти, пойти и поговорить со скалой. Это урок для тебя, чтобы ты понял, что и с новым поколением евреев, выросшим в Пустыне, нужно научиться разговаривать. Кончилось время принуждения, не стоит бить ни по скале, ни по народу.
Когда народ состоял из рабов, вышедших из Египта, его нужно было в управленческом смысле «бить», т.е. приказывать. Теперь же вырос новый народ с другими устремлениями, и с ним нужно разговаривать, его нужно слушать и понимать. Поэтому Бог послал Моисея поговорить со скалой и убедиться, что даже скала может отвечать на слова и давать воду. И благодаря этому уроку от скалы Моисей мог бы научиться разговаривать с народом.
Но Моисей действует по привычной схеме, так же как он действовал сразу после Исхода (17:6). Он считает, что разговаривать незачем, надо «бить», приказывать. Нет смысла пытаться понять людей, нужно директивно указать им правильный путь. И поэтому Моисей бьет по скале.
Народ получает воду. Но Моисей показывает, что не способен руководить новым поколением, не может продолжать быть лидером. Адекватный лидер даже по неясному ропоту народа должен уметь правильно оценить происходящее[13], понимать проблемы людей. Моисей был таким лидером для поколения Исхода. Однако для нового поколения, которому предстоит завоевание Страны, он лидером быть уже не может. Моисей теперь становится «профессионально непригоден», и именно поэтому (а вовсе не за удар по скале) Бог отстраняет его от руководства. Хотя и оставляет на посту в течение последнего, сорокового года в Пустыне, в статусе «переходного периода и постепенной смены лидера».
Мидраш говорит, что Моисей просил Бога о возможности войти в Страну хотя бы даже и не лидером, как рядовой человек, но и это оказалось невозможным. Его личность слишком доминантна, поэтому Иеhошуа не смог бы руководить народом при живом Моисее. Новая жизнь требует нового стиля и формы руководства, и Моисей уходит.
1.7. За последний год жизни Моисей обретает «владение словом»
Когда Моисей отказывается (у Несгорающего терновника) вывести евреев из Египта, он говорит: ло иш дварим анохи, «я не человек слов» (4:10, обычный перевод: «Я человек не речистый, косноязычный»). В свете объясненной выше концепции это означает также «я не умею беседовать, я могу только приказывать».
К концу жизни Моисей сам, а не по указанию Свыше, формулирует Второзаконие, Пятую книгу Торы. И она начинается фразой: «Вот слова, которые сказал Моисей», и по этой фразе книга называется Дварим, «Слова». Т.е. в конце жизни Моисей настолько изменился, что стал иш дварим, «человеком слов». Теперь он «владеет словом» и может не только высказаться так чтобы его поняли, но даже и присоединить свое слово к Божественному (т.е. Всевышний присоединил к Торе эту Пятую книгу, самостоятельно сформулированную Моисеем, подтвердил Свыше всё что он в ней сказал).
Это изменение произошло в последний год жизни Моисея, в течение сорокового года хождения по Пустыне. В этот год Моисей уже не носит покрывало и не преподает Тору на стоянке в Пустыне, а руководит народом в реальной политике и ведении войны. Поэтому он общается с народом, учится понимать его проблемы, говорить с людьми. Итогом всего и стала книга Второзаконие, которая показала огромную личностную трансформацию Моисея в последний год его жизни.
Мы подробнее рассмотрим эти аспекты в комментарии к соответствующим местам книги Чисел и Второзакония.
1.8. Моисей уходит, чтобы могла начаться история народа
История человека, как и история народа, начинается с момента, когда он становится субъектом, способным принимать самостоятельные решения.
Дарование Торы на Синае и хождение по Пустыне — лишь предыстория еврейского народа. Его собственная история начинается с завоевания Страны.
Поколением вышедших из Египта надо было управлять директивно, поэтому они движутся по указаниям «столпа огненного и облачного», а Моисей отдает им приказы. Про дарование Торы на Синае мидраш говорит: «Бог поднял гору над евреями и сказал: если вы не примете Тору, то Я отпущу ее и она упадет на вас»[14] — т.е. евреи принимают Тору под давлением.
Но к моменту перехода Иордана столп исчезает, и народ (под руководством Иеhошуа) теперь предоставлен самому себе. Можно сказать, что в этот момент еврейский народ «выпущен в свет» из учебного заведения (Синай и Пустыня) и входит в самостоятельную жизнь. История начинается когда народ самостоятельно распоряжается своей судьбой, сам принимает решения и несет ответственность за свои поступки, сам решает возникающие проблемы.
Чтобы этот период мог начаться, Моисей должен уйти.