Библейская Динамика | Том 1. Бытие, ч.6
§ 41. Бегство Яакова от Лавана
41.1. Яаков тянет с уходом (31:1-3)
א וַיִּשְׁמַ֗ע אֶת־דִּבְרֵ֤י בְנֵֽי־לָבָן֙ לֵאמֹ֔ר לָקַ֣ח יַֽעֲקֹ֔ב אֵ֖ת כָּל־אֲשֶׁ֣ר לְאָבִ֑ינוּ וּמֵֽאֲשֶׁ֣ר לְאָבִ֔ינוּ עָשָׂ֕ה אֵ֥ת כָּל־הַכָּבֹ֖ד הַזֶּֽה׃ ב וַיַּ֥רְא יַֽעֲקֹ֖ב אֶת־פְּנֵ֣י לָבָ֑ן וְהִנֵּ֥ה אֵינֶ֛נוּ עִמּ֖וֹ כִּתְמ֥וֹל שִׁלְשֽׁוֹם׃ ג וַיֹּ֤אמֶר יי֙ אֶֽל־יַעֲקֹ֔ב שׁ֛וּב אֶל־אֶ֥רֶץ אֲבוֹתֶ֖יךָ וּלְמֽוֹלַדְתֶּ֑ךָ וְאֶֽהְיֶ֖ה עִמָּֽךְ׃
(1) И он услышал, как сыновья Лавана говорили: «Яаков отнял все, что было у нашего отца. И он составил себе все это богатство за счет нашего отца».
(2) И Яаков увидел по лицу Лавана что он относится к нему уже не так как вчера и позавчера.
(3) И Господь сказал Яакову: «Возвратись в землю твоих отцов и к себе на родину, и Я буду с тобой».
(1) И он услышал, как сыновья Лавана: Здесь «сыновья Лавана» — это местное население, а Лаван его руководство.
Говорили: Яаков отнял все, что было у нашего отца. И он составил себе все это богатство за счет нашего отца: Когда Лаван просил Яакова задержаться у него, он говорил о благословении, которое Господь дал ему через Яакова. Теперь ситуация изменилась, и на Яакова смотрят как на грабителя.
(2) И Яаков увидел по лицу Лавана что он относится к нему уже не так как вчера и позавчера: Изменение общественного мнения, «слова сыновей Лавана» — ведет за собой изменение направления государственной политики, «выражения лица» самого Лавана.
Часто в странах Изгнания наступает момент, когда местное население решает, что пришлые евреи, вначале угнетенные и слабые беженцы, превратившиеся потом в экономически выгодный активный слой общества — захватили все ключевые позиции и наживаются на местных. Яаков пропустил этот момент и поставил себя под угрозу преследования.
(3) И Господь сказал Яакову: Возвратись в землю твоих отцов и к себе на родину: Яаков все равно тянет и не уходит, пока Бог прямо не говорит ему срочно это сделать.
И Я буду с тобой: Это обещание придает Яакову смелость уйти от Лавана без его разрешения.
41.2. Яаков советуется с Рахелью и Леей (31:4-16)
ד וַיִּשְׁלַ֣ח יַֽעֲקֹ֔ב וַיִּקְרָ֖א לְרָחֵ֣ל וּלְלֵאָ֑ה הַשָּׂדֶ֖ה אֶל־צֹאנֽוֹ׃ ה וַיֹּ֣אמֶר לָהֶ֗ן רֹאֶ֤ה אָֽנֹכִי֙ אֶת־פְּנֵ֣י אֲבִיכֶ֔ן כִּֽי־אֵינֶ֥נּוּ אֵלַ֖י כִּתְמֹ֣ל שִׁלְשֹׁ֑ם וֵֽאלֹהֵ֣י אָבִ֔י הָיָ֖ה עִמָּדִֽי׃ ו וְאַתֵּ֖נָה יְדַעְתֶּ֑ן כִּ֚י בְּכָל־כֹּחִ֔י עָבַ֖דְתִּי אֶת־אֲבִיכֶֽן׃ ז וַֽאֲבִיכֶן֙ הֵ֣תֶל בִּ֔י וְהֶֽחֱלִ֥ף אֶת־מַשְׂכֻּרְתִּ֖י עֲשֶׂ֣רֶת מֹנִ֑ים וְלֹֽא־נְתָנ֣וֹ אֱלֹהִ֔ים לְהָרַ֖ע עִמָּדִֽי׃ ח אִם־כֹּ֣ה יֹאמַ֗ר נְקֻדִּים֙ יִֽהְיֶ֣ה שְׂכָרֶ֔ךָ וְיָֽלְד֥וּ כָל־הַצֹּ֖אן נְקֻדִּ֑ים וְאִם־כֹּ֣ה יֹאמַ֗ר עֲקֻדִּים֙ יִֽהְיֶ֣ה שְׂכָרֶ֔ךָ וְיָֽלְד֥וּ כָל־הַצֹּ֖אן עֲקֻדִּֽים׃ ט וַיַּצֵּ֧ל אֱלֹהִ֛ים אֶת־מִקְנֵ֥ה אֲבִיכֶ֖ם וַיִּתֶּן־לִֽי׃ י וַיְהִ֗י בְּעֵת֙ יַחֵ֣ם הַצֹּ֔אן וָֽאֶשָּׂ֥א עֵינַ֛י וָאֵ֖רֶא בַּֽחֲל֑וֹם וְהִנֵּ֤ה הָֽעַתֻּדִים֙ הָֽעֹלִ֣ים עַל־הַצֹּ֔אן עֲקֻדִּ֥ים נְקֻדִּ֖ים וּבְרֻדִּֽים׃ יא וַיֹּ֨אמֶר אֵלַ֜י מַלְאַ֧ךְ הָֽאֱלֹהִ֛ים בַּֽחֲל֖וֹם יַֽעֲקֹ֑ב וָֽאֹמַ֖ר הִנֵּֽנִי׃ יב וַיֹּ֗אמֶר שָׂא־נָ֨א עֵינֶ֤יךָ וּרְאֵה֙ כָּל־הָֽעַתֻּדִים֙ הָֽעֹלִ֣ים עַל־הַצֹּ֔אן עֲקֻדִּ֥ים נְקֻדִּ֖ים וּבְרֻדִּ֑ים כִּ֣י רָאִ֔יתִי אֵ֛ת כָּל־אֲשֶׁ֥ר לָבָ֖ן עֹ֥שֶׂה לָּֽךְ׃ יג אָֽנֹכִ֤י הָאֵל֙ בֵּֽית־אֵ֔ל אֲשֶׁ֨ר מָשַׁ֤חְתָּ שָּׁם֙ מַצֵּבָ֔ה אֲשֶׁ֨ר נָדַ֥רְתָּ לִּ֛י שָׁ֖ם נֶ֑דֶר עַתָּ֗ה ק֥וּם צֵא֙ מִן־הָאָ֣רֶץ הַזֹּ֔את וְשׁ֖וּב אֶל־אֶ֥רֶץ מֽוֹלַדְתֶּֽךָ׃ יד וַתַּ֤עַן רָחֵל֙ וְלֵאָ֔ה וַתֹּאמַ֖רְנָה ל֑וֹ הַע֥וֹד לָ֛נוּ חֵ֥לֶק וְנַֽחֲלָ֖ה בְּבֵ֥ית אָבִֽינוּ׃ טו הֲל֧וֹא נָכְרִיּ֛וֹת נֶחְשַׁ֥בְנוּ ל֖וֹ כִּ֣י מְכָרָ֑נוּ וַיֹּ֥אכַל גַּם־אָכ֖וֹל אֶת־כַּסְפֵּֽנוּ׃ טז כִּ֣י כָל־הָעֹ֗שֶׁר אֲשֶׁ֨ר הִצִּ֤יל אֱלֹהִים֙ מֵֽאָבִ֔ינוּ לָ֥נוּ ה֖וּא וּלְבָנֵ֑ינוּ וְעַתָּ֗ה כֹּל֩ אֲשֶׁ֨ר אָמַ֧ר אֱלֹהִ֛ים אֵלֶ֖יךָ עֲשֵֽׂה׃
(4) И послал Яаков, и позвал Рахель и Лею в поле, к своим овцам,
(5) И сказал им: «Я вижу по лицу вашего отца, что он относится ко мне не так, как вчера и позавчера, но Бог моего отца был со мной.
(6) Вы же знаете, что я работал на вашего отца изо всех сил.
(7) А ваш отец обманывал меня, и десять раз менял мою плату. Но Бог не дал ему сделать мне зло.
(8) Если он говорил: «Крапчатые будут тебе наградой» — то весь скот родил с крапинами. А если он говорил: «С колечками будут тебе в награду» — то весь скот родил с колечками.
(9) И Бог отнял скот у вашего отца, и дал мне.
(10) Однажды, во время возбуждения скота, я увидел в видении, что козлы, которые покрывали коз, были с колечками, в крапинку, и с пятнами.
(11) И ангел Бога воззвал ко мне в видении: «Яаков!» И я сказал: «Вот я».
(12) Он сказал: “Подними свой взор и посмотри: все козлы, которые покрывают коз — с колечками, в крапинку, и с пятнами. Ибо Я вижу все, что Лаван делает с тобой.
(13) Я Бог, которому ты помазал памятник в Бейт-Эле и дал Мне там обет. А теперь вставай, уходи из этой страны и возвращайся к себе на родину».
(14) И отвечали Рахель и Лея, и сказали ему: «Да разве есть у нас еще доля и наследство в доме нашего отца?
(15) Ведь он считает нас чужими, он продал нас и истратил полученные за нас деньги!
(16) Поэтому все богатство, которое Бог отобрал у нашего отца — принадлежит нам и нашим детям. Поэтому исполни все, что велит тебе Бог».
(4) И послал Яаков, и позвал Рахель и Лею в поле, к своим овцам: Когда Яаков вызывает жен на разговор вне дома (мидраш добавляет: «У стен есть уши»), то он ставит Рахель впереди Леи, и Лея согласна с этим (стих 14).
(6) Вы же знаете, что я работал на вашего отца изо всех сил: Яаков подробно объясняет женам ситуацию, а не просто приказывает. Ему необходима их поддержка, он стремится к взаимопониманию в семье, и это еще раз подчеркивает важную роль жен в семьях Праотцев.
(7-8) А ваш отец обманывал меня, и менял мою плату. Но Бог не дал ему сделать мне зло. Если он говорил: «Крапчатые будут тебе наградой» — то весь скот родил с крапинами. А если он говорил: «С колечками будут тебе в награду», — то весь скот родил с колечками: Таким образом, рождение нужного скота для Яакова происходило не только ввиду его «мистической селекции», но и потому что Бог защищал его от Лавана.
(13) Я Бог, которому ты помазал памятник в Бейт-Эле и дал Мне там обет. А теперь вставай, уходи из этой страны и возвращайся к себе на родину: Уходя от Лавана, Яаков возвращается домой. А вот Рахель и Лея наоборот, уходят из своего дома и из своей страны. Не очевидно, что выходя замуж за Яакова они осознавали, что в некоторый момент им надо будет переселяться в Ханаан, с которым у них в то время не было никакой связи. Поэтому Яаков в своей речи подчеркивает три момента:
- недостойное поведение Лавана и опасность, исходящую от него;
- Божественное вмешательство: защиту от Лавана, приказ уходить и полученное от Бога сообщение о том, что его работа в Харане завершена (все «с колечками, в крапинку, и с пятнами» уже рождены);
- Божественная поддержка связана с Заветом, который был заключен в Бейт-Эле, а этот Завет включал в себя возвращение.
Это пространное объяснение было важно, чтобы в духовно-культурном плане оторвать Рахель и Лею от Харана и подготовить их к связи со Страной Израиля.
(14-15) И отвечали Рахель и Лея, и сказали ему: Да разве есть у нас еще доля и наследство в доме нашего отца? Ведь он считает нас чужими, он продал нас и истратил полученные за нас деньги: Рахель и Лея признают, что поведение Лавана недостойно и в материальном, и в моральном плане.
(16) Поэтому все богатство, которое Бог отобрал у нашего отца — принадлежит нам и нашим детям: Рахель и Лея говорят «детей наших», подчеркивая единство — явный показатель гармонизации отношений в семье.
Поэтому исполни все, что велит тебе Бог: В отличие от развернутого осуждения недостойного поведения Лавана, здесь Рахель и Лея описывают свое согласие кратко. Т.е. Яаков достигает своей цели лишь частично: они готовы выполнить Божественное повеление, но психологического разрыва с Хараном и самостоятельного стремления к Стране Израиля у них еще не возникает. Из-за этого Рахель крадет у Лавана терафим (см. ниже), что приводит к трагедии.
יז וַיָּ֖קָם יַֽעֲקֹ֑ב וַיִּשָּׂ֛א אֶת־בָּנָ֥יו וְאֶת־נָשָׁ֖יו עַל־הַגְּמַלִּֽים׃ יח וַיִּנְהַ֣ג אֶת־כָּל־מִקְנֵ֗הוּ וְאֶת־כָּל־רְכֻשׁוֹ֙ אֲשֶׁ֣ר רָכָ֔שׁ מִקְנֵה֙ קִנְיָנ֔וֹ אֲשֶׁ֥ר רָכַ֖שׁ בְּפַדַּ֣ן אֲרָ֑ם לָב֛וֹא אֶל־יִצְחָ֥ק אָבִ֖יו אַ֥רְצָה כְּנָֽעַן׃ יט וְלָבָ֣ן הָלַ֔ךְ לִגְזֹ֖ז אֶת־צֹאנ֑וֹ וַתִּגְנֹ֣ב רָחֵ֔ל אֶת־הַתְּרָפִ֖ים אֲשֶׁ֥ר לְאָבִֽיהָ׃ כ וַיִּגְנֹ֣ב יַֽעֲקֹ֔ב אֶת־לֵ֥ב לָבָ֖ן הָֽאֲרַמִּ֑י עַל־בְּלִי֙ הִגִּ֣יד ל֔וֹ כִּ֥י בֹרֵ֖חַ הֽוּא׃ כא וַיִּבְרַ֥ח הוּא֙ וְכָל־אֲשֶׁר־ל֔וֹ וַיָּ֖קָם וַיַּֽעֲבֹ֣ר אֶת־הַנָּהָ֑ר וַיָּ֥שֶׂם אֶת־פָּנָ֖יו הַ֥ר הַגִּלְעָֽד׃
(17) И встал Яаков, и посадил своих детей и жен на верблюдов,
(18) И взял все свое стадо, со всем имуществом которое приобрел, и свой собственный скот, приобретенный им в Падан-Араме — чтобы идти в землю Ханаанскую к своему отцу Ицхаку.
(19) Лаван же ушел стричь своих овец. А Рахель похитила терафим (домашних богов) у ее отца.
(20) Яаков же похитил сердце у Лавана-Арамейца, потому что не известил его, что он убегает.
(21) И он убежал со всем, что у него; и встав, он перешел Реку (Евфрат), и направился к горе Гилад.
(18) И взял все свое стадо, со всем имуществом которое приобрел, и свой собственный скот, приобретенный им в Падан-Араме: Яаков забирает только «свой собственный скот» — т.е. не просто принадлежащий ему, но и выведенный им самим. Ничего из принадлежащего Лавану ему не нужно, он отрывается от Падан-Арама.
Падан-Арам: Выше (в комментарии к 28:10) отмечалось, что регион города Харана, северная Месопотамия, называется Арам-Наhараим (24:10) или же Падан-Арам.
(19) Лаван же ушел стричь своих овец. А Рахель похитила терафим у ее отца: Рахель не осознает необходимость разрыва и крадет терафим, ангелов-хранителей ее родительского дома. Нечто похожее происходило с женой Лота, которая обернулась посмотреть на Содом и погибла.
Терафим: Антропоморфные боги-хранители домашнего очага, аналог древнеримских пенатов. Их могли использовать также для медитации, гадания и т.д.
По сути это духовность и эстетика Лавана, его «домашняя религиозная скульптура». Однако его дочери относятся к терафим по-разному. У Леи «слабые глаза», поэтому она равнодушна к эстетике (на самом деле она видит дальше и выше обычной красоты, поскольку связана с вечностью, а не с временностью). Но для Рахели, которая была «стройна и красива», т.е. привязана к временности — эстетика и семейная духовность очень важны, поэтому она не может устоять перед искушением забрать их с собой.
В действительности это «лишняя духовность», мешающая нормальному развитию будущего народа в Стране Израиля. Яаков уже оторвался от соблазна взять побольше духовности от Лавана, Рахель же еще нет. Она слишком связана с предыдущей, уже пройденной стадией развития еврейского народа, и в конце концов именно это (через проклятие Яакова тому, кто украл терафим) — приводит к ее смерти после рождения Биньямина.
(20) Яаков же похитил сердце у Лавана-Арамейца, потому что не известил его, что он убегает: Для Лавана бегство Яакова без его разрешения это потеря власти, потеря статуса непререкаемого главы семьи. Здесь есть явная параллель между тем, что Рахель крадет у Лавана терафим (важнейший элемент его культуры, прошлое), а Яаков крадет у него власть (право распоряжаться будущим).
(21) И встав, он перешел Реку (Евфрат): С момента перехода Евфрата он уже не кочует в регионе, как раньше — а бежит в Ханаан.
41.4. Лаван догоняет Яакова (31:22-30)
כב וַיֻּגַּ֥ד לְלָבָ֖ן בַּיּ֣וֹם הַשְּׁלִישִׁ֑י כִּ֥י בָרַ֖ח יַֽעֲקֹֽב׃ כג וַיִּקַּ֤ח אֶת־אֶחָיו֙ עִמּ֔וֹ וַיִּרְדֹּ֣ף אַֽחֲרָ֔יו דֶּ֖רֶךְ שִׁבְעַ֣ת יָמִ֑ים וַיַּדְבֵּ֥ק אֹת֖וֹ בְּהַ֥ר הַגִּלְעָֽד׃ כד וַיָּבֹ֧א אֱלֹהִ֛ים אֶל־לָבָ֥ן הָֽאֲרַמִּ֖י בַּֽחֲלֹ֣ם הַלָּ֑יְלָה וַיֹּ֣אמֶר ל֗וֹ הִשָּׁ֧מֶר לְךָ֛ פֶּן־תְּדַבֵּ֥ר עִֽם־יַעֲקֹ֖ב מִטּ֥וֹב עַד־רָֽע׃ כה וַיַּשֵּׂ֥ג לָבָ֖ן אֶֽת־יַעֲקֹ֑ב וְיַֽעֲקֹ֗ב תָּקַ֤ע אֶֽת־אָהֳלוֹ֙ בָּהָ֔ר וְלָבָ֛ן תָּקַ֥ע אֶת־אֶחָ֖יו בְּהַ֥ר הַגִּלְעָֽד׃ כו וַיֹּ֤אמֶר לָבָן֙ לְיַֽעֲקֹ֔ב מֶ֣ה עָשִׂ֔יתָ וַתִּגְנֹ֖ב אֶת־לְבָבִ֑י וַתְּנַהֵג֙ אֶת־בְּנֹתַ֔י כִּשְׁבֻי֖וֹת חָֽרֶב׃ כז לָ֤מָּה נַחְבֵּ֨אתָ֙ לִבְרֹ֔חַ וַתִּגְנֹ֖ב אֹתִ֑י וְלֹֽא־הִגַּ֣דְתָּ לִּ֔י וָֽאֲשַׁלֵּחֲךָ֛ בְּשִׂמְחָ֥ה וּבְשִׁרִ֖ים בְּתֹ֥ף וּבְכִנּֽוֹר׃ כח וְלֹ֣א נְטַשְׁתַּ֔נִי לְנַשֵּׁ֥ק לְבָנַ֖י וְלִבְנֹתָ֑י עַתָּ֖ה הִסְכַּ֥לְתָּֽ עֲשֽׂוֹ׃ כט יֶשׁ־לְאֵ֣ל יָדִ֔י לַֽעֲשׂ֥וֹת עִמָּכֶ֖ם רָ֑ע וֵֽאלֹהֵ֨י אֲבִיכֶ֜ם אֶ֣מֶשׁ ׀ אָמַ֧ר אֵלַ֣י לֵאמֹ֗ר הִשָּׁ֧מֶר לְךָ֛ מִדַּבֵּ֥ר עִֽם־יַעֲקֹ֖ב מִטּ֥וֹב עַד־רָֽע׃ ל וְעַתָּה֙ הָלֹ֣ךְ הָלַ֔כְתָּ כִּֽי־נִכְסֹ֥ף נִכְסַ֖פְתָּה לְבֵ֣ית אָבִ֑יךָ לָ֥מָּה גָנַ֖בְתָּ אֶת־אֱלֹהָֽי׃
(22) На третий день Лавану сообщили что Яаков убежал.
(23) И он взял с собой своих родственников, и гнался за ним семь дней, и догнал его у горы Гилад.
(24) Но ночью во сне Бог пришел к Лавану-Арамейцу, и сказал ему: «Берегись, не говори Яакову ни хорошего, ни плохого».
(25) Когда Лаван настиг Яакова, шатер Яакова стоял на горе, и Лаван со своими родичами расположился там же, на горе Гилад.
(26) И Лаван сказал Яакову: «Что же ты сделал? Ты украл сердце мое и увел моих дочерей, как плененных оружием!
(27) Зачем ты убежал тайно и обманул меня, а не сказал мне? Я отпустил бы тебя с веселием и с песнями, с тимпаном и арфой.
(28) А ты даже не дал мне поцеловать моих внуков и дочерей! Ты здесь поступил безрассудно.
(29) Я достаточно силен, чтобы причинить вам зло. Но этой ночью Бог вашего отца сказал мне: ‘Берегись, не говори Яакову ни хорошего, ни плохого’.
(30) Но все же, если ты ушел из-за того, что сильно стосковался по отцовскому дому — зачем ты украл моих богов?»
(22) На третий день Лавану сообщили что Яаков убежал: Стада Лавана располагались в трех дня пути от Яакова, поэтому сообщение о его бегстве дошло до Лавана только на 3-й день.
(23) И он взял с собой своих родственников: Т.е. военную силу.
И гнался за ним семь дней, и догнал его у горы Гилад: Лаван передвигается гораздо быстрее, чем Яаков со стадами.
(24) Но ночью во сне Бог пришел к Лавану-Арамейцу, и сказал ему: Берегись: Т.е. намерения Лавана вначале отнюдь не были мирными.
Не говори Яакову ни хорошего, ни плохого: Не пытайся ни навредить ему, ни уговаривать остаться у тебя.
(27) Я отпустил бы тебя с веселием и с песнями, с тимпаном и арфой: Однако Лаван отнюдь не говорит, что он отпустил бы Яакова вместе со всем имуществом, которое тот заработал.
(28) А ты даже не дал мне поцеловать моих внуков и дочерей! Ты здесь поступил безрассудно: Лаван рассматривает покушение на его статус главы семьи как преступление, заслуживающее суровой кары.
(29) Я достаточно силен, чтобы причинить вам зло: Лаван подтверждает, что преследовал Яакова с враждебными намерениями.
Но этой ночью Бог вашего отца сказал мне: Берегись: Только вмешательство Свыше спасает Яакова от смерти.
(30) Зачем ты украл моих богов: После полученного от Бога предупреждения Лаван уже не может говорить о своих дочерях или об имуществе, ему остается лишь требовать возвращения терафим.
***
Выше мы отмечали, что межклановый конфликт Авраама и Нахора связан с разными взглядами на будущее иврим: следует ли им создавать отдельный народ, или лучше жить среди народов мира, распространяя духовность и этический монотеизм.
В семье Нахора рождаются не только Бетуэль и Лаван, но также и праматери Ривка, Рахель и Лея. Неслучайно рождение колен Израиля именно от них: эта линия несет в себе важные искры святости. Ведь еврейский народ существуют лишь для того, чтобы способствовать исправлению всего человечества, и без идей универсализма его существование теряет смысл. Но линия Авраама утверждает, что ради исправления народов мира нужно, прежде всего, отделиться от них и построить самостоятельную национальную жизнь, а семья Нахора не согласна с этой идеей.
Яаков явился в дом Лавана нищим беглецом из Ханаана, затем женился, жил у него и работал на него много лет — демонстрируя этим, казалось бы, правильность подхода Нахора. Но когда Яаков убегает, то ситуация меняется: Яаков показывает правильность идей Авраама, а не Нахора. Поэтому Лаван, который раньше хотел лишь удержать Яакова, теперь готов убить его. Возвращение Яакова в Ханаан «крадет у Лавана сердце», разрушает его концепцию и оставляет его без будущего, окончательно решает спор иврим в пользу Страны Израиля.
Аналогично этому в наше время сионизм вырывает сердце у еврейства диаспоры, и в этом одна из причин того, что и сегодня Государство Израиль вызывает столь сильное идеологическое и даже религиозное противодействие у части евреев рассеяния.
41.5. Обыск в шатрах Яакова (31:31-35)
לא וַיַּ֥עַן יַֽעֲקֹ֖ב וַיֹּ֣אמֶר לְלָבָ֑ן כִּ֣י יָרֵ֔אתִי כִּ֣י אָמַ֔רְתִּי פֶּן־תִּגְזֹ֥ל אֶת־בְּנוֹתֶ֖יךָ מֵֽעִמִּֽי׃ לב עִ֠ם אֲשֶׁ֨ר תִּמְצָ֣א אֶת־אֱלֹהֶיךָ֮ לֹ֣א יִֽחְיֶה֒ נֶ֣גֶד אַחֵ֧ינוּ הַֽכֶּר־לְךָ֛ מָ֥ה עִמָּדִ֖י וְקַֽח־לָ֑ךְ וְלֹֽא־יָדַ֣ע יַֽעֲקֹ֔ב כִּ֥י רָחֵ֖ל גְּנָבָֽתַם׃ לג וַיָּבֹ֨א לָבָ֜ן בְּאֹ֥הֶל יַֽעֲקֹ֣ב ׀ וּבְאֹ֣הֶל לֵאָ֗ה וּבְאֹ֛הֶל שְׁתֵּ֥י הָֽאֲמָהֹ֖ת וְלֹ֣א מָצָ֑א וַיֵּצֵא֙ מֵאֹ֣הֶל לֵאָ֔ה וַיָּבֹ֖א בְּאֹ֥הֶל רָחֵֽל׃ לד וְרָחֵ֞ל לָֽקְחָ֣ה אֶת־הַתְּרָפִ֗ים וַתְּשִׂמֵ֛ם בְּכַ֥ר הַגָּמָ֖ל וַתֵּ֣שֶׁב עֲלֵיהֶ֑ם וַיְמַשֵּׁ֥שׁ לָבָ֛ן אֶת־כָּל־הָאֹ֖הֶל וְלֹ֥א מָצָֽא׃ לה וַתֹּ֣אמֶר אֶל־אָבִ֗יהָ אַל־יִ֨חַר֙ בְּעֵינֵ֣י אֲדֹנִ֔י כִּ֣י ל֤וֹא אוּכַל֙ לָק֣וּם מִפָּנֶ֔יךָ כִּי־דֶ֥רֶךְ נָשִׁ֖ים לִ֑י וַיְחַפֵּ֕שׂ וְלֹ֥א מָצָ֖א אֶת־הַתְּרָפִֽים׃
(31) И Яаков ответил, и сказал Лавану: «Я боялся, ибо подумал, что ты можешь отнять у меня своих дочерей.
(32) Но если найдешь у кого-нибудь своих богов, то ему не жить! В присутствии наших родичей проверь, есть ли у меня что из твоих вещей, и возьми себе». А Яаков не знал, что Рахель украла их.
(33) И Лаван зашел в шатер Яакова и в шатер Леи, и в шатры двух рабынь, но не нашел. И вышел из шатра Леи, и зашел в шатер Рахели.
(34) Рахель же взяла терафим, и положила их в верблюжье седло, и села на них. И перещупал Лаван весь шатер, и не нашел.
(35) И она сказала отцу: «Пусть не гневается мой господин на то, что я не могу встать перед ним, ибо у меня обычное женское». И он искал, и не нашел терафим.
(31) И Яаков ответил, и сказал Лавану: Я боялся, ибо подумал, что ты можешь отнять у меня своих дочерей: Поэтому (вопреки утверждениям Лавана о «безрассудстве») Яаков поступил вполне разумно, соотнося опасность бегства с опасностью потери жен и детей.
(32) Но если найдешь у кого-нибудь своих богов, то ему не жить… А Яаков не знал, что Рахель украла их: Яаков полагает, что все члены его семьи соотносятся с имуществом Лавана так же, как и он сам, и никто не мог забрать терафим. Он поспешно осуждает такую возможность, что позже приводит к трагическим последствиям.
Излишняя уверенность в своей правоте, даже и с лучшими намерениями, опасна. Тем более опасно распространять на близких свои представления. Осознание этого должно быть важным аспектом огранки тиферет, «истины», категории Яакова.
(35) И она сказала отцу: Пусть не гневается мой господин на то, что я не могу встать перед ним, ибо у меня обычное женское: Несмотря на стремление Лавана найти терафим, он не просит Рахель пересесть. Тора определяет место, на котором сидела женщина в период менструации, как «нечистое» — и видимо подобный взгляд был распространен также и в арамейской культуре того времени.
41.6. Яаков отвечает Лавану (31:36-44)
לו וַיִּ֥חַר לְיַֽעֲקֹ֖ב וַיָּ֣רֶב בְּלָבָ֑ן וַיַּ֤עַן יַֽעֲקֹב֙ וַיֹּ֣אמֶר לְלָבָ֔ן מַה־פִּשְׁעִי֙ מַ֣ה חַטָּאתִ֔י כִּ֥י דָלַ֖קְתָּ אַֽחֲרָֽי׃ לז כִּֽי־מִשַּׁ֣שְׁתָּ אֶת־כָּל־כֵּלַ֗י מַה־מָּצָ֨אתָ֙ מִכֹּ֣ל כְּלֵֽי־בֵיתֶ֔ךָ שִׂ֣ים כֹּ֔ה נֶ֥גֶד אַחַ֖י וְאַחֶ֑יךָ וְיוֹכִ֖יחוּ בֵּ֥ין שְׁנֵֽינוּ׃ לח זֶה֩ עֶשְׂרִ֨ים שָׁנָ֤ה אָֽנֹכִי֙ עִמָּ֔ךְ רְחֵלֶ֥יךָ וְעִזֶּ֖יךָ לֹ֣א שִׁכֵּ֑לוּ וְאֵילֵ֥י צֹֽאנְךָ֖ לֹ֥א אָכָֽלְתִּי׃ לט טְרֵפָה֙ לֹֽא־הֵבֵ֣אתִי אֵלֶ֔יךָ אָֽנֹכִ֣י אֲחַטֶּ֔נָּה מִיָּדִ֖י תְּבַקְשֶׁ֑נָּה גְּנֻֽבְתִ֣י י֔וֹם וּגְנֻֽבְתִ֖י לָֽיְלָה׃ מ הָיִ֧יתִי בַיּ֛וֹם אֲכָלַ֥נִי חֹ֖רֶב וְקֶ֣רַח בַּלָּ֑יְלָה וַתִּדַּ֥ד שְׁנָתִ֖י מֵֽעֵינָֽי׃ מא זֶה־לִּ֞י עֶשְׂרִ֣ים שָׁנָה֮ בְּבֵיתֶךָ֒ עֲבַדְתִּ֜יךָ אַרְבַּֽע־עֶשְׂרֵ֤ה שָׁנָה֙ בִּשְׁתֵּ֣י בְנֹתֶ֔יךָ וְשֵׁ֥שׁ שָׁנִ֖ים בְּצֹאנֶ֑ךָ וַתַּֽחֲלֵ֥ף אֶת־מַשְׂכֻּרְתִּ֖י עֲשֶׂ֥רֶת מֹנִֽים׃ מב לוּלֵ֡י אֱלֹהֵ֣י אָבִי֩ אֱלֹהֵ֨י אַבְרָהָ֜ם וּפַ֤חַד יִצְחָק֙ הָ֣יָה לִ֔י כִּ֥י עַתָּ֖ה רֵיקָ֣ם שִׁלַּחְתָּ֑נִי אֶת־עָנְיִ֞י וְאֶת־יְגִ֧יעַ כַּפַּ֛י רָאָ֥ה אֱלֹהִ֖ים וַיּ֥וֹכַח אָֽמֶשׁ׃ מג וַיַּ֨עַן לָבָ֜ן וַיֹּ֣אמֶר אֶֽל־יַעֲקֹ֗ב הַבָּנ֨וֹת בְּנֹתַ֜י וְהַבָּנִ֤ים בָּנַי֙ וְהַצֹּ֣אן צֹאנִ֔י וְכֹ֛ל אֲשֶׁר־אַתָּ֥ה רֹאֶ֖ה לִי־ה֑וּא וְלִבְנֹתַ֞י מָֽה־אֶעֱשֶׂ֤ה לָאֵ֨לֶּה֙ הַיּ֔וֹם א֥וֹ לִבְנֵיהֶ֖ן אֲשֶׁ֥ר יָלָֽדוּ׃ מד וְעַתָּ֗ה לְכָ֛ה נִכְרְתָ֥ה בְרִ֖ית אֲנִ֣י וָאָ֑תָּה וְהָיָ֥ה לְעֵ֖ד בֵּינִ֥י וּבֵינֶֽךָ׃ מה וַיִּקַּ֥ח יַֽעֲקֹ֖ב אָ֑בֶן וַיְרִימֶ֖הָ מַצֵּבָֽה׃
(36) И рассердился Яаков, и вступил в спор с Лаваном, и отвечал Яаков, и сказал Лавану: «В чем же мой проступок, и в чем моя вина, из-за которой ты преследуешь меня?
(37) Когда ты перещупал все мои вещи — что нашел ты из всех вещей своего дома? Покажи здесь пред моими и пред твоими родственниками, пусть они рассудят нас!
(38) Вот уже двадцать лет я у тебя: у твоих овец и коз не было выкидышей, и я не ел баранов из твоего стада.
(39) Растерзанного я не приносил к тебе, это был мой убыток, из моей руки ты взыскивал украденное днем и украденное ночью.
(40) Бывало днем жег меня зной, а ночью холод, и сон бежал от моих глаз.
(41) Вот уже двадцать лет я в твоем доме. Я работал на тебя четырнадцать лет за двух твоих дочерей и шесть лет за твой скот, а ты десять раз менял мою плату.
(42) Не будь за меня Бог моего отца, Бог Авраама и Страх Ицхака, ты бы и теперь отпустил меня ни с чем. Но Бог увидел мои бедствия и труды — и вступился за меня этой ночью.
(43) И отвечал Лаван, и сказал Яакову: «Дочери — мои дочери; а сыновья — мои сыновья; а скот — мой скот; и все, что ты видишь, это мое. Но разве сделаю я что-нибудь с дочерьми моими, или с детьми их, которых они родили?
(44) Давай же заключим союз — я и ты, и это будет свидетельством между нами».
(36) И рассердился Яаков, и вступил в спор с Лаваном: Одним из этапов возвращения Яакова в свою страну становится обретение им способности резко и открыто высказывать собственное мнение. Достигнув границ Ханаана, Яаков все более становится Израилем. Он говорит теперь не только о неправомочных обвинениях в воровстве, но и предъявляет встречные претензии за двадцатилетнюю службу. И лишь теперь мы узнаем, что Яаков получал меньше положенного, работая больше и эффективнее, чем принято для обычного пастуха.
(39) Растерзанного я не приносил к тебе, это был мой убыток: Хотя по законам Хаммурапи пастух не обязан в таком случае компенсировать потерю, а должен лишь показать хозяину растерзанные останки.
(43) И отвечал Лаван, и сказал Яакову: Дочери — мои дочери; а сыновья — мои сыновья; а скот — мой скот; и все, что ты видишь, это мое: Речь Яакова не производит на Лавана ни малейшего впечатления. Лаван откровенно заявляет, что все, что есть у Яакова, его жены, дети и стада — принадлежит ему, Лавану, и что он не отбирает это у Яакова только из-за запрета Бога.
Это важный урок: сколь бы честно евреи ни вели себя в диаспоре — велика вероятность, что они будут обвинены в «грабеже местного населения», и никакие разумные доводы не подействуют.
Однако речь Яакова, хотя она и не может переубедить Лавана — совсем не бессмысленна. Она важна, прежде всего, для самого Яакова. Возможность свободно формулировать и выражать свою позицию дает ему возможность правильно позиционировать себя. Свобода слова важна не только «вовне», по отношению к другим — но и «внутри», для самого человека. Она является неотъемлемой частью внутренней свободы, необходимой для правильного развития.
(44) Давай же заключим союз — я и ты, и это будет свидетельством между нами: Вернуть беглецов уже невозможно, ограбить Яакова Лаван тоже не может. Ему не остается ничего иного кроме как заключить с Яаковом союз и договор о дружбе.
41.7. Размежевание Лавана и Яакова (31:45-54)
מו וַיֹּ֨אמֶר יַֽעֲקֹ֤ב לְאֶחָיו֙ לִקְט֣וּ אֲבָנִ֔ים וַיִּקְח֥וּ אֲבָנִ֖ים וַיַּֽעֲשׂוּ־גָ֑ל וַיֹּ֥אכְלוּ שָׁ֖ם עַל־הַגָּֽל׃ מז וַיִּקְרָא־ל֣וֹ לָבָ֔ן יְגַ֖ר שָֽׂהֲדוּתָ֑א וְיַֽעֲקֹ֔ב קָ֥רָא ל֖וֹ גַּלְעֵֽד׃ מח וַיֹּ֣אמֶר לָבָ֔ן הַגַּ֨ל הַזֶּ֥ה עֵ֛ד בֵּינִ֥י וּבֵֽינְךָ֖ הַיּ֑וֹם עַל־כֵּ֥ן קָרָֽא־שְׁמ֖וֹ גַּלְעֵֽד׃ מט וְהַמִּצְפָּה֙ אֲשֶׁ֣ר אָמַ֔ר יִ֥צֶף י֖י בֵּינִ֣י וּבֵינֶ֑ךָ כִּ֥י נִסָּתֵ֖ר אִ֥ישׁ מֵֽרֵעֵֽהוּ׃ נ אִם־תְּעַנֶּ֣ה אֶת־בְּנֹתַ֗י וְאִם־תִּקַּ֤ח נָשִׁים֙ עַל־בְּנֹתַ֔י אֵ֥ין אִ֖ישׁ עִמָּ֑נוּ רְאֵ֕ה אֱלֹהִ֥ים עֵ֖ד בֵּינִ֥י וּבֵינֶֽךָ׃ נא וַיֹּ֥אמֶר לָבָ֖ן לְיַֽעֲקֹ֑ב הִנֵּ֣ה ׀ הַגַּ֣ל הַזֶּ֗ה וְהִנֵּה֙ הַמַּצֵּבָ֔ה אֲשֶׁ֥ר יָרִ֖יתִי בֵּינִ֥י וּבֵינֶֽךָ׃ נב עֵ֚ד הַגַּ֣ל הַזֶּ֔ה וְעֵדָ֖ה הַמַּצֵּבָ֑ה אִם־אָ֗נִי לֹֽא־אֶעֱבֹ֤ר אֵלֶ֨יךָ֙ אֶת־הַגַּ֣ל הַזֶּ֔ה וְאִם־אַ֠תָּה לֹֽא־תַעֲבֹ֨ר אֵלַ֜י אֶת־הַגַּ֥ל הַזֶּ֛ה וְאֶת־הַמַּצֵּבָ֥ה הַזֹּ֖את לְרָעָֽה׃ נג אֱלֹהֵ֨י אַבְרָהָ֜ם וֵֽאלֹהֵ֤י נָחוֹר֙ יִשְׁפְּט֣וּ בֵינֵ֔ינוּ אֱלֹהֵ֖י אֲבִיהֶ֑ם וַיִּשָּׁבַ֣ע יַֽעֲקֹ֔ב בְּפַ֖חַד אָבִ֥יו יִצְחָֽק׃ נד וַיִּזְבַּ֨ח יַֽעֲקֹ֥ב זֶ֨בַח֙ בָּהָ֔ר וַיִּקְרָ֥א לְאֶחָ֖יו לֶֽאֱכָל־לָ֑חֶם וַיֹּ֣אכְלוּ לֶ֔חֶם וַיָּלִ֖ינוּ בָּהָֽר׃
(45) И Яаков взял камень, и поставил его памятником.
(46) И Яаков сказал своим родственникам: «Наберите камней». И они взяли камни, и сделали холм, и устроили трапезу на этом холме.
(47) Лаван назвал его Йеhар-Саhадута («Холм свидетельства» по-арамейски), а Яаков назвал его Галь-Эд («Холм свидетельства» на иврите).
(48) И Лаван сказал: «Холм этот отныне свидетель между мной и тобой, поэтому он назван Галь-Эд,
(49) И также Мицпа (‘Наблюдение’)», поскольку сказал: «Когда мы скроемся друг от друга, то пусть Господь наблюдает за мной и тобой,
(50) Что ты не будешь притеснять моих дочерей, и не возьмешь себе жен сверх моих дочерей. И хотя здесь нет никого — но смотри, Бог свидетель между нами».
(51) И Лаван сказал Яакову: «Вот холм и вот памятник, который я воздвиг между нами.
(52) Пусть этот холм и этот памятник будут свидетелями, что я не перейду со злым умыслом к тебе за этот холм, и что ты не перейдешь ко мне за этот холм и за памятник. Бог(и) наших отцов — Бог Авраама и Бог Нахора — да рассудят между нами!»
(53) И Яаков поклялся Страхом отца своего Ицхака.
(54) И Яаков зарезал скот на горе, и позвал своих родичей на трапезу, и после трапезы они заночевали на горе.
(45) И Яаков взял камень, и поставил его памятником: В отличие от истории в Бейт-Эле (28:18), мацева здесь не «жертвенник», а «пограничный знак».
(46) И Яаков сказал своим родственникам: «Наберите камней». И они взяли камни, и сделали холм, и устроили трапезу на этом холме: Для Яакова было важно, чтобы его дети и все окружающие осознали окончательность разделения между его семьей и Лаваном. Поэтому он привлекает их к созданию этого пограничного знака –холма настолько большого, что они могли даже устроить трапезу на его вершине.
(47) Лаван назвал его Йеhар-Саhадута («Холм свидетельства» по-арамейски), а Яаков назвал его Галь-Эд («Холм свидетельства» на иврите): Тора приводит названия этого «холма свидетельства» на двух языках: по-арамейски это Йеhар-Саhадута, а на иврите Галь-Эд. Яаков, возвращаясь в Страну Израиля, возвращается к ивриту, а Лаван остается арамейцем, говорящем на «общечеловеческом» языке того времени. Разница языков подчеркивает увеличивающееся расстояние между Яаковом и Лаваном.
Иврит называется в еврейской традиции лашон hа-кодеш, «святой язык». Еврейское самовыражение не может быть полноценным, пока иврит не является живым языком, и неслучайно в нашу эпоху воссоздание иврита шло параллельно сионистскому движению, воскресившему еврейскую национальную жизнь в Стране Израиля.
(49) И также Мицпа (‘Наблюдение’), поскольку сказал: Когда мы скроемся друг от друга, то пусть Господь наблюдает за мной и тобой: Лаван говорит о Божественном наблюдении за выполнением договоров лишь после того как на деле он лишился власти.
(50) Что ты не будешь притеснять моих дочерей, и не возьмешь себе жен сверх моих дочерей: Лаван понимает, что дальнейшее развитие еврейского народа уже не зависит от него. Он хочет лишь гарантий того, что Яаков не возьмет дополнительных жен, и все следующие поколения будут потомками только его дочерей. В этом есть значительная доля ханжества: ведь Яаков и не собирался брать других жен, да и изначально стремился жениться на одной Рахели. Впрочем, это позитивное стремление со стороны Лавана возникает лишь потому, что сила теперь находится на стороне Яакова.
(52) Пусть этот холм и этот памятник будут свидетелями… что ты не перейдешь ко мне за этот холм и за памятник: Яаков не возвратится к прежнему. Воздвигнутый холм служит знаком не только географической границы, отделяя Лавана от Яакова, но и внутренней хронологической и языковой границы в самом Яакове, отделяющей прежнего «Яакова диаспоры» от будущего «Израиля Святой Земли».
Бог(и) наших отцов — Бог Авраама и Бог Нахора — да рассудят между нами: В этой фразе не понятно (и грамматически допустимы оба варианта), имеет ли Лаван в виду что «Всевышний это Бог и Авраама, и Нахора», а множественное число глагола употребляется лишь как «уважительное» — или же он разделяет понятия «Бог Авраама» и «Бог Нахора», что может быть признаком опасного сдвига в направлении идолопоклонства.
(53) И Яаков поклялся Страхом отца своего Ицхака: Яаков не хочет пользоваться проблематичной терминологией Лавана и поэтому клянется Богом («Страхом») Ицхака. (Для Ицхака, как категории гвура, Бог проявляется также и в аспекте Страха).
41.8. Встреча ангелов на границе Святой Земли (32:1-3)
א וַיַּשְׁכֵּ֨ם לָבָ֜ן בַּבֹּ֗קֶר וַיְנַשֵּׁ֧ק לְבָנָ֛יו וְלִבְנוֹתָ֖יו וַיְבָ֣רֶךְ אֶתְהֶ֑ם וַיֵּ֛לֶךְ וַיָּ֥שָׁב לָבָ֖ן לִמְקֹמֽוֹ׃ ב וְיַֽעֲקֹ֖ב הָלַ֣ךְ לְדַרְכּ֑וֹ וַיִּפְגְּעוּ־ב֖וֹ מַלְאֲכֵ֥י אֱלֹהִֽים׃ ג וַיֹּ֤אמֶר יַֽעֲקֹב֙ כַּֽאֲשֶׁ֣ר רָאָ֔ם מַֽחֲנֵ֥ה אֱלֹהִ֖ים זֶ֑ה וַיִּקְרָ֛א שֵֽׁם־הַמָּק֥וֹם הַה֖וּא מַֽחֲנָֽיִם׃
(1) И Лаван встал рано утром, расцеловал своих внуков и дочерей, и благословил их. И пошел Лаван и возвратился в свои места.
(2) А Яаков пошел своим путем, и его встретили ангелы Бога.
(3) И Яаков, увидев их, сказал: «Это стан Бога!», и назвал это место Маханаим («Два стана»).
(2) И его встретили ангелы Бога. Подобно тому, как, уходя из Страны Израиля, Яаков видит ангелов — он встречает их и при возвращении.
(3) И назвал это место Маханаим: Яаков называет это место «Два стана», т.е. это были две группы ангелов. Мидраш говорит, что здесь опять происходит смена ангельского сопровождения Яакова: на этот раз ангелы, сопровождавшие Яакова в Падан-Араме, покидают его, и на смену им приходят ангелы Страны Израиля.
И Яаков, увидев их, сказал: Это стан Бога: Однако между этими ангелами есть существенная разница. Когда Яаков уходил из Страны, он видел лестницу, и ангелы, которые должны были сопровождать его, спускались с неба. Сейчас же Яаков встречает ангелов на земле, это «стан».
Страна Израиля находится под прямым управлением Всевышнего, ангелы играют в ней лишь вспомогательную роль и живут «на земле». А за пределами Страны Израиля управление народами ведется через главного ангела данной местности, осуществляющего его с Неба, и этот ангел называется Сар, «министр» данной страны (см. Даниэль, гл. 10).
Поэтому вне Страны Израиля человек склонен обожествлять ангела страны проживания, и это сдвигает его в сторону идолопоклонства, А прямая связь с Богом открывается лишь в Святой Земле.